|
2 ноября – 26 ноября 2016 года
Мария Холмогорова
«Семантика снов»
Живопись
|
Со 2 по 26 ноября 2016 года в галерее «Арка» пройдет персональная выставка Марии Холмогоровой «Семантика снов». Зрителю будут представлены 16 новых полотен, предлагающих взглянуть на окружающую действительность глазами художника, интерпретирующего реальность снов. Это четвертая персональная выставка автора в галерее Арка.
Чем больше я рассматриваю работы Марии Холмогоровой, тем меньше мне хочется исследовать, классифицировать, сопоставлять и вообще применять искусствоведческие навыки. Мне хочется просто смотреть, удивляться, вскрикивая внутренним голосом: «Ну ни фига себе! Как она это делает?» И не могу отделаться от чувства досады на себя, - объясню, почему. Когда я училась в художественном училище, то, не имея опыта профессионального анализа произведений искусства, придумала себе критерии попроще. Их было два. Первый – «нравится-не нравится», хорошо ли мне у этой картинки, могу ли я «войти» в нее и «пожить». Второй критерий – замерить по себе: «сумею», «и лучше смогу», «наверное, смогу, если сильно постараться» и «нет, у меня так не получится». Быть «как все» не хотелось, быть лучше всех – не получалось, без искусства – никак, так и оказалась на искусствоведческом факультете. И если бы мне тогдашней увидеть сегодняшние работы Маши Холмогоровой, был бы еще повод податься в теоретики, потому что стать таким живописцем у меня бы не получилось. Как ей это все удается?
Как удается сочетать такую лаконичность, практически минимализм и обобщенность, практически монументальность, с четкостью и даже дотошностью мелких деталей. Как получается сделать, что, к примеру, потрескавшаяся краска оконного переплета в «Натюрморте с ракушками», или петельки вязаной кофты у старушки из картины «Осень», практически пересчитанные с терпеливой тщательностью, не мешают общей цельности? Умом понимаю, что дело здесь в точном чувстве тона и понимании большой формы, когда разобраны по тону основные массы, то внутри тонального пятна можно сколько угодно прорабатывать подробности, если удержать их в пределах этого самого пятна, чтобы не дробили его и не нарушали большую форму. Понятно-то – понятно, но все равно, как же здорово!
У Маши вообще просто потрясающее чувство меры, в ее работах ровно столько художественных средств, сколько требуется для раскрытия содержания. Не больше и не меньше. И в композиции, и в колорите, и в отборе деталей – все в точку, ничего лишнего. В картинах с одной –двумя фигурами, изображающих, например, солидного мужчину с фотоаппаратом, среди стаи голубей или дворников, откапывающих город после очередного циклона, это, в принципе, очевидно. Не так очевидно, но тем более интересно то, как удается примирить лаконизм с множественностью объектов, - как в картинах «10 мая», «На пленэр» или «Осень. В Покровском парке». Разгадка в том, что любое множество можно привести к единству, если уметь группировать элементы по цвету, тону, размеру – и по расположению в картинной плоскости, конечно. А как Маша работает с большими, как будто монохромными на первый взгляд, плоскостями! И насколько там на самом деле много оттенков и тончайших переходов из цвета в цвет!
Плоскостность и пространственность – вообще отдельная тема. Маша Холмогорова может просто потрясающе организовать плоскость холста – именно плоскость, разбив ее на плоскостные же участки, и одновременно, создать эффект глубины пространства, практически не используя линейной и воздушной перспективы, никаких сфумато, списывания очертаний с фоном и прочих приемов, наработанных за века реалистической живописи. Ей не нужна иллюзорность в передаче глубины, если пространственная плановость создается формой, цветом и тоном самих живописных пятен, - а это, между нами говоря, высший пилотаж для художника! Я даже жалею немного, что не преподаю в художественном училище потому что на Машиных работах можно показать и объяснить студентам практически все закономерности формальной композиции и зрительного восприятия, начиная от выбора формата, - а Машу отличает особое пристрастие к непростым для композиционного заполнения квадратным или удлиненным горизонтальным форматам, и заканчивая тонкостями балансирования между ясностью и недосказанностью. Причем недосказанность и сюжетная – когда интрига скрыта («Что там» - все столпились у колодца, смотрят в него – и мы тоже хотим посмотреть. И пластическая – чернота входного проема ведущего в восточный храм, затененные или отвернутые от зрителя лица персонажей («Осень», «Осень. В Покровском парке»).
Вообще так характерные для Холмогоровой большие плоскости тона и цвета, обобщенность формы, четкость силуэтов и строгость рисунка напоминают о «суровом стиле», но его ясность и мужественная лирика согреваются добрым юмором. Особенно впечатляет юмор в картинах на классические темы. Святой Георгий в джинсах красуется на спине поверженного дракона посреди толпы зевак, кто с фотоаппаратом, кто на телефон снимает, кто просто так глазеет. Библейский Ной с удочкой, в майке, в закатанных под колено штанах подставляет лысину закатному солнышку и он же пьяненький (а как не выпить после такой работы, ведь столько божьих тварей спас!) спит под деревцем, а слон аккуратненько хоботом поправляет ему штанину. Легкомысленная девчонка Европа загорает на спине быка, красится помадой, болтает ножками в воздухе. И все это очень естественно, как будто так и было, без принижения и стёба. В картине «Ожидание» молодая беременная женщина серьезна и возвышенна как юная мадонна эпохи Возрождения, золотой фон мерцает с византийским благородством, - и тут же отсылка к бытовой «мифологии» - аист и целое поле капусты. Забавно, трогательно, и очень по-нашему, по-российски. Да и сам ковчег – тоже наш, битком набит ящиками, контейнерами, коробками, самодельными домиками – и во всех твари парами, среди коих, к примеру, неведомые Библии дальневосточные красноклювые топорки.
Публика во Владивостоке, возможно и не замечает, а вот со стороны приморский колорит в работах Холмогоровой заметен. Причем присутствует он ненавязчиво и деликатно, то с лирикой, то с улыбкой, - у птицы Алконост перепончатые лапки голубоногой олуши, на дальнем плане в «Опьянении Ноя» - острова с вулканами и океан. Океан – позади пастбища с черно-пестрыми коровами и за эдемским садом, по океану плывет Ноев ковчег и даже там где океана нет, а есть только земля и небо («Автопортрет с тыквой», «Автопортрет с молодильными яблоками», «98, 99, 100») – есть ощущение его присутствия и того, что ты - на краю земли. Даже сам колорит многих работ с особенным серым – тоже приморский, насыщенный ветром и влагой.
В колорите, кстати, часто преобладают холодные цвета неба, воды и дали. Из-за этого в совокупности с четкими очертаниями и жестким рисунком живопись Маши на поверхностный взгляд может показаться рациональной или даже холодноватой, но если же приглядеться, то видишь бездну любви в изображении мужа («Глубоко в небе, высоко в море» и дочерей («Прогулка», «Саше 18 лет»), пронзительную нежность к старикам («Осень»), протест и ярость в экорше лошади («Натюрморт с гипсовой фигурой», уважение и благодарность к орудиям труда (Натюрморт»), трепет перед белым холстом («Начало»).
Глубинная эмоциональность картин Холмогоровой по мере творческого взросления автора дополняется интеллектуальной составляющей, ее работы становятся сложнее, иногда – загадочнее и в чем-то непонятней, но тем интереснее наблюдать за этой органичной и внутренне обоснованной эволюцией. В ее творчестве незатейливая поэтизация повседневной жизни (примерно до 2005 г.) постепенно переходила к обобщениям, когда за изображением, нередко фрагментарным, жизненного факта просматривалось некое большое явление (сюжетные работы 2010-х гг). Натурная убедительность сплавлялась с фантазией («Икарушка», «Изобретатель», «Пятница», «Автопортрет с тыквой»), и сейчас, не отрываясь от жизненной реальности, Мария Холмогорова все глубже погружается в сферы абстрактных идей, психологических состояний, семантики слов, мифологических и культурных архетипов («Плоский мир», «Россия – родина слонов», «Эдем», «Продавец птиц»), задает сама себе все более сложные вопросы о смысле и ценности бытия («Автопортрет с жар-птицей и молодильными яблоками», «Колыбельная», «Автопортрет с рыбой», «Эдем», «Алконост»).
В стране, где десятилетиями провозглашалось, что искусство должно служить людям, «принадлежать народу», воспитывать нравственность и прочее, - возможно, не все согласятся, что из многочисленных функций искусства самовыражение важней социальной проблематики. Не все согласятся, что самое важное для художника работать для себя и о себе. Не в смысле поиска дешевой популярности, а в смысле искренности. Если художник честен в диалоге с сами собой – он будет, пусть не всеми, и понят, и оценен.
Творчество Марии Холмогоровой – отражение ее личности, ее сомнений, размышлений, радостей и тревог. Это ее кроссовки стоят у входа в храм, ее кисти и краски ожидают прикосновения к белому холсту. Это она пишет этюд на краю земли, слушает морскую раковину в порту, сидит на огромной, как земной шар тыкве под куполом неба, надкусывает молодильные яблоки и, обнаженная, засыпает в океанской воде. Это она, Маша Холмогорова, такая, какая она есть, не боясь и не притворяясь, идет навстречу нам. Рассказывая о себе, говорит с нами и о нас всех. Говорит на высшем из языков – языке художественных образов. Потому что при видимой реалистичности и повествовательности, ее живопись снова и снова подтверждает, что в основе изобразительного искусства – не ИЗОБРАЖЕНИЕ, но ОБРАЗ.
Наталья Тригалева, искусствовед
- Мария Холмогорова родилась в 1973 году в г.Владивостоке.
- Окончила Владивостокское художественное училище, Дальневосточный государственный институт искусств.
- Работает преподавателем специальных дисциплин в ВХУ.
- С 2000 года член международной женской творческой ассоциации
«Цветы мира».
- С 2001 года член Союза художников России.
- С 2012 года Член корреспондент Российской академии художеств.
- С1999 года постоянный участник городских и краевых, всероссийских и международных выставок.
- В творческой биографии художницы восемь персональных выставок, а также награды, благодарности и дипломы Министра культуры РФ, Российской Академии художеств, Союза художников РФ.
|
|