28 ноября – 15 декабря 2018

Кирилл Крючков
«Потом не жалуйтесь»

С 28 ноября по 15 декабря в галерее «Арка» зрителям будет представлена выставка художника Кирилла Крючкова «Потом не жалуйтесь». В экспозиции будут представлены живопись и работы, выполненные в смешанной технике.

Кирилла Крючкова можно по праву назвать общественным деятелем искусства. Его рисунки, наклейки, цветные мозаики украшают тело Владивостока едва ли не на каждом углу, он - участник многих социальных и художественных акций по благоустройству окружающей среды, популяризатор гуманного граффити, диджей, преподаватель, рейвер и несомненно заботливый житель Земли. Интересно, что становление такого Крючкова происходило в среде панка и уличных субкультур.

Настоящая выставка показывает превращение художника из оформителя в исследователя, чего он достигает благодаря методу мастерского сгущения напряжений городской среды и ее беспорядочных элементов, которые каждый день мы обнаруживаем в цветах, формах и образах в пространстве улиц. Их сумбурное влияние Крючков делает прозрачным и, в то же время, чрезмерно выраженным. Художник сканирует эти хаотичные символы, тщательно их анализирует в массе бесконечных деталей: обрывках фраз, остатках краски, тегах, трещинах, текстурах, фактурах, наслоениях на стенах, предметах и отходах материального мира, формах камней, растений; он перерабатывает и выкристаллизовывает из них эстетическую формулу.

Автор показывает: гармония между человеком, городом и природой труднодостижима, но возможна. Его работы - это, своего рода, конфликт между процессами медитации и внутренним сопротивлением. Образы, накопленные в моменты единения с природой, стихийные линии на стенах города просеиваются, очищаются и разрешаются в новой пластике форм, орнаментальных текстурных композициях. В рисунках Кирилла предельно структурируются прото-письмо, абстракция, элементы примитивной настенной живописи. Художник берет на себя ответственность вытворять перемены, намекает зрителям на пересмотр образов мыслей и поведения. Он рисует. Потом не жалуйтесь.
(Татьяна Олгесашвили)

Черты и резы

Всякая ли черта предполагает возможность повторения её как значка? Всякая ли черта, всякая ли фигура, составленная из черт, влекут за собой эволюционное движение по направлению к букве, — будь то через идеограмму и иероглиф или же в обход них? Обратимо ли это движение, можно ли свернуть с него на полпути?

Любая ли черта вводит различие, рассекая свои окрестности на "с одной" и "с другой стороны"? Возможна ли другая тенденция в нанесении черт на плоскость — расплыться в пятна, потерять границы? Если знаки наносятся друг поверх друга, означает ли это, что они зачеркивают или аннулируют друг друга? Как можно помыслить равнодушие слоёв палимпсеста друг к другу?

Можно смотреть — или же читать? — произведения Кирилла Крючкова через оптику этих вопросов. Его работы находятся словно на перепутье возможных ответов. Иногда значки на них собираются в строки или столбцы, иногда возникают известные нам буквы: латиница, кириллица, — но тут же строка ломается, разные составленные из букв фразы словно не клеятся друг с другом в складный и доходчивый для понимания текст, а поверх одних элементов наползают другие...

Толщина черты порой переходит в пятно; а несколько пятен сплетаются так, что нельзя сказать, что из них есть фигура, а что фон. Сквозь одни знаки просвечивают иные, — но знают ли они друг о друге?

Иногда, словно в попытке столкнуть и тем самым сопрячь слои, Кирилл берется за ножницы, вырезая некоторые фигуры по контурам — наперерез другим фигурам, пятнам, чертам; но в результате ещё более неразрешимым становится вопрос об отношении слоев друг к другу — о равнодушии вырезанной фигуры к независимой от неё и теперь частично утраченной игре прочих черт, пятен, фигур. Было ли это вырезание актом замалчивания, цензуры или хотя бы просто наведения иерархии: иерархии, какие знаки более, а какие менее важны, какие должны быть принесены в жертву, а какие восторжествовать? Или же тот, кто резал, словно не замечал, что что-то зачеркнул своими ножницами?

Для того, чтобы научиться писать, человеку надо научиться читать: считывать некоторые черты, комбинации черт. Так человек становится носителем букв: букв, скользящих между людьми. Работы Кирилла словно зависают в момент обучения человека (ребёнка?) письму, отложив навеки переход к чистописанию. И, пожалуй, главный вопрос вопрос этих работ, — это вопрос о возможности их прочтения, о возможности всё же научиться некому общему с ними письму, перенять его — и, быть может, ответить что-то. Ведь подлинное равнодушие к написанному возможно только при отсутствии распознания письма, — распознания, необходимого для чтения. Но Кирилл словно идёт на опережение возможного равнодушия зрителя, ставя признание собственных значков в качестве письмён под вопрос внутренним устройством своих работ. 

Один из эффектов такой стратегии — возникновение мощного поля фантазии, заставляющего воображать сообщество людей (сколько их? один, два, три, больше?), способных эти знаки читать и наносить. Однако умом мы знаем: такого сообщества нет, это личный проект автора — проект одинокий, как тело каждого из нас. Это одиночество — плата за освобождение зазора ненормированного, нестандартизированного, личного письма, письма, близкого к телесным отправлениям, и не подчиненного диктату прогресса по направлению к печатному знаку, — словно письмо детства, навеки замершего на пороге встречи с буквой.

Но вместе с тем своей внутренней структурой, своей блаженной, бесконфликтной, не признающей себя противоречивостью, работы Кирилла открывают также возможность вполне материального, не воображаемого ответа: в конце концов, этот текст написан
б у к в а м и.

Глеб Напреенко, искусствовед